Глава 3. Шахта.
Наверное, подобные вещи не приходят в голову любому человеку. Вероятно, тех, кто верит в Индастриал, тоже немного. Хотя есть те, которые верят в грязную индустриальную музыку. Мне кажется, что это вещи совершенно разные и очень далекие - Индастриал в музыке и Индастриал в архитектуре, хотя они приводят к схожему результату - смещению чертовой точки сборки куда-то. Когда ты слушаешь Индастриал, ты должен быть в своей закупоренной черной комнате и задыхаться от благовоний. Ты должен лежать посреди нее, безвольно распластавшись и раскинув свои хрупкие, тощие и болезненно-вялые руки и ноги, подняв высоко назад голову, чтобы кровь, которая пошла из носа, не стекала на хороший ковер. Ты должен курить, причем курить самые дорогие сигареты, хотя бы за тридцатник, причем курить по-особенному: как только сигарета заканчивается, ты прикуриваешь новую, а потом держишь ее, пока она сама собой не дотлеет до конца, потом берешь следующую... Когда ты живешь с богом Индастриал, это происходит иначе. Ты чувствуешь свою силу и безопасность. Ты наоборот живешь движением, а остановка подобна смерти. В твоих ушах не может звучать тяжелая музыка, скорее только какие-нибудь буддийские напевы. Я помню, один мой знакомый где-то вычитал, что тибетские монахи поют в Москве на территории заброшенного завода. Еще тогда я подумала - можно ли было найти место более подходящее. Так и есть. На Соловецких островах в старых пустых тюрьмах сушат травы и ветви. И опять же - идеальное место для запаха сухих трав... Мертвые листья в мертвом здании. А еще бог Индастриал позволяет узнать высоту. В высоте есть одно из самых немыслимых ощущений, которые только способен испытать человек. Высота позволяет разделить жизнь и смерть на один небольшой шаг, она может сделать тебя слабым и ничтожным, а может возвеличить, даровать силу и волю. В зависимости от того, как ты способен это воспринимать, в зависимости от того, каким ты приходишь в Индастриал. Пожалуй, я расскажу одну историю, которая случилась со мной на замороженной стройке 16-тиэтажного дома в ближнем Подмосковье. Это произошло не так давно - около полутора месяцев назад, когда я только начала интересоваться новыми архитектурными сооружениями, то есть вышла за пределы нескольких наиболее знакомых конструкций. Как обычно, я сначала обошла весь непримечательный первый этаж, а потом, зная об идентичноти находящихся выше этажей, поднялась прямо на крышу. Лестничные пролеты были не везде, иногда их заменяли немного ржавые железные лесенки. Электричество к зданию, естественно, провести не успели, поэтому в проеме крыши, который соотвествовал шахте трех лифтов, было абсолютно пусто и пустынно глубоко. Многочисленные толстые кабели валялись по всей площади крыши, иногда свисая в щели и люки. В шахту тоже упало по крайней мере около дюжины разноцветных стеблей, которые противно и вязко покачивались в порывах ветра. Я села на безопасном расстоянии и решила перекусить. Здесь я собиралась основать нечто вроде небольшой базы, куда бы возвращалась после путешествия по зданию. Как раз пара бетонных плит образовывали подобие навеса, где можно было спрятать вещи, притом, это была самая непримечательная и опасная часть крыши. Я открыла банку с холодным чаем - ice tea - (чтобы вы не подумали, что я открыла стеклянную банку с пластмассовой крышкой) и достала бутерброды. Пока погода располагала - дождь не собирался, но не было и отвратительной жары. В самый раз, что ни говори. От приятного процесса меня прервал звук, который в подобных местах не спутаешь ни с чем - это звук тихих шагов по рассыпчатому строительному мусору. Я мгновенно с замирающим сердцем попятилась и забралась между облюбованных ранее плит. Диапазон зрения был до мерзкого невелик - всего пара метров впереди до шахты, потом еще пара метров - и горка плит. Шаги приближались, заставляя меня перебирать в голове варианты: строители, сторож, бомжи, подростки... Внезапно прямо перед моей физиономией словно выросла пара ног в грязных, но между тем приличных кедах и свободных джинсах, человек шагнул, следом за ним еще пара ног. Поменьше, тоже в кедах и в простеньких тряпочных брюках. Двое направились к самому краю шахты, остановились и замерли. Я видела их чуть ниже, чем по пояс. Это, скорее всего, были парень и девушка чуть старше меня, хотя так отличить было сложно. Они сняли рюкзаки - обычные походные рюкзаки, практически совсем пустые - и поставили их чуть сзади себя. Я подумала - забрались на крышу, чтобы заняться экзотической любовью. С сожалением представила, что мне здесь торчать неизвестно сколько времени, еще заметят - будет глупо. Как им объяснишь, что меня совершенно не интересует их интимная жизнь, а мне просто нравится быть незамеченной. Но они стояли на краю пропасти не двигаясь уже около минуты. Это настораживало. Я уже было представила, что это киллеры, которые выбрали себе место, но потом, здраво рассудив, я вспомнила, что они находились на самом центре крыши , кругом были плиты, а до ближайшего жилого дома было минут 10 ходу. Хотя, с другой стороны, может быть в этом здании происходит мафиозная разборка?.. Сейчас, когда я пишу это, мне становится смешно до слез, но тогда мне было совсем не до смеха. И тут они прыгнули. Взяли и просто прыгнули вниз, как будто это совершенно нормально и обыденно. Не сказав ни слова, не попрощавшись, не перекрестившись, насколько мне было видно. Я аж вскрикнула. Попыталась вылезти и со всей дури стукнулась головой о плиту. В ушах зазвенело, но соображала я совершенно ясно. Я поползла, медленно и аккуратно к шахте, готовясь увидеть далеко внизу их тела, расплющеные совсем как на наглядных рисунках книжки “Судебно-медицинская травмотология”. Там очень красочно описывается, как расползаются ноги летчика при падении. Мне стало дурно. Одна, на старой стройке, а внизу - два самоубийцы. Придется идти мимо них, ведь они упали как раз по дороге к выходу. Вдруг меня еще обвинят в убийстве? А что - легко! Странное совпадение - я оказалась на той же стройке, в то же время, а тут два трупа. Конечно меня обвинят - кого еще? В редких случаях люди верят в то, что самоубийство - это действительно самоубийство. Я коснулась руками края и, стараясь держаться всей плоскостью живота за бетон, подтянулась к шахте. Там, не так далеко от меня, где-то между 15-м и 16-м этажами на тонких и немного поскрипывающих от напряжения тросах висели эти двое. Теперь я могла видеть, что они были подобны легким акробатам в цирке, и, с невероятной грациозностью скользили между кабелями, а под ними темнотой зияли почти 50 метров. Они летали, держась одной рукой за провод, ползли, вниз головой, наверх, цеплялись за кольца, металлическую арматуру как будто за брусья в спортзале. Смертельное сальто, прыжки с качелей, сделанных за полминуты из троса... Я смотрела, завороженная настолько, что мне даже не приходило в голову подумать, что это за люди, откуда они взялись, и что сделают мне, когда заметят. Кабели рвались прямо в их руках, казалось, ничто не спасет их от падения, но они снова словно воскресали, уцепившись за какую-нибудь лиану ниже, ловко карабкались по ней наверх. Что больше всего удивляло меня - они были совершенно независимы друг от друга. Они не сталкивались и не спешили друг другу на помощь, когда кто-нибудь срывался. Они как будто провели границу, которая постоянно двигалась вместе с ними, перемещаясь по разным плоскостям, но, все же, она существовала. Крепкие руки были в перчатках без пальцев - вероятно, чтобы уменьшить трение, у обоих были длинные волосы, собранные в косы сзади. Сначала я даже подумала, что это две девушки, но потом, вглядевшись пристальнее, поняла, что один, несомненно, был парнем. Они были молоды, младше даже, чем мне показалось сначала Все это напиминало то ли комбинированные съемки, то ли быстро сменяющиеся работы художника-сюрреалиста, и чем больше я смотрела, тем сильнее начинала осознавать, что с этого момента моя жизнь изменится, и не просто встанет на новый этап, а изменится самым радикальным способом. Я отошла от края и села на пол. Голова, немного ноющая от удара, соображала плохо - я видела светлое небо, на фоне которого черными неосвещенными пятнами возвышались белые на самом деле бетонные плиты. Я не знаю, почему, быть может из-за больной головы и затуманенного восприятия, может, от ностальгической пасмурной погоды, может от сознания одиночества и незащищенности на высокой крыше мистического здания, я достала из рюкзака флейту. Это была очень красивая этническая флейта, вылеченная моим дедом от трещины. Раньше она не желала играть, но теперь отлично тянула все звуки, достаточно громко и красиво, с придыханием, которого всегда не хватает блок-флейтам. Она как будто была частью Индии, и когда она пела, мне иногда казалось, что она вдыхает воздух наш, московский, а выдыхает индийский. Не смотря на то, что играла я очень примитивно, но как раз красивые восточные мелодии на ней получались превосходно. Я по привычке долго держала ее в руках, стараясь получше зажать все дырочки, чтобы первым звуком не стал невнятный писк. Потом тихо подула просто в воздух, вспоминая, с какой силой надо дуть для самого низкого звука... Песню, которую я сыграла в тот день на крыше 16-тиэтажного дома, была композиция, которую сочинили суфии, положив Веды на музыку. Сначала я долго удивлялась, какое отношение имеет суфийский костюм на обложке к откровенному индуизму, но нашла ответ в обращении певца и композитора - он заявлял, что Бог - это здорово, и он один на всех, как бы его не называли. Вероятно так и было. Потому что это было здорово - крещеная в христианство язычница и сатанистка играет песню на индийские священные тексты, которую сочинил мусульманин, а посвещается это все богу Индастриал. Я играла и играла себе, потом принялась играть другие мелодии, не менее вдохновенные, но сочиненные уже мной. Флейта ни разу не срывалась, и я ни разу не ошиблась, что было уж совсем необычно. Я полностью погрузилась в ощущение звука вокруг меня, проникавшего в щели зданий и окутавшего камни, железки, тросы, брошенные рабочими деревянные носилки и ведра, пошлые рисунки и матерную ругань на стенах, вселявшего в них жизнь и новый дух, будившего в них Бога... И Бог слушал меня. Я ощущала его присутствие вокруг меня - во всех стенах, между белыми кирпичами и камнями, запекшимися в бетоне, я чувствовала, как он вылетает из моей флейты, и, облетев здание, возвращается в меня, чтобы снова вылететь вместе с моим выдохом. Я чувствовала вселенское спокойствие, я осознавала себя необходимым элементом, который соединял божественное и материальное. Я не заметила, как и когда они вышли из пропасти, вероятно это было похоже на восстание из могилы - двое подтягиваются на руках и выбираются из шахты лифта, уходящей вниз на десятки метров. Я не заметила и того, как они подошли ко мне, сели почти напротив и стали слушать. Я поняла, что они здесь, когда из-за облаков неожиданно вышло уже изрядно опустившееся солнце и на меня упала их тень, тень двоих подростков с косичками, они сидели на одной из плит и, робко и тихо прижавшись друг к другу слушали звуки моей флейты. Я подняла глаза на их темные силуэты, застывшие как мраморные статуи на фоне посветлевшего неба. Прямо за их головами сияло солнце, придавая им вид нереальных и сказочных святых с многолучевыми нимбами. Сияние преломлялось и переливалось всеми цветами радуги. Я подумала: вот сейчас они воспарят в небеса, а из спины вырвутся белые перистые крылья. Я думала: сами ангелы спустились с небес навестить это мир. -Марина, - произнесла девчонка вдруг и протянула руку. Удивительное виденье заколебалось мгновение и бесследно исчезло с тем, как она подалась вперед. -Меня зовут Марина, - повторила она. - А это Андрей. -Кася... - недоуменно представилась я. -Ты очень красиво играешь. -А вы летаете. -Ты видела? - рассмеялась девчонка, немного по-детски хлопнув по коленям, а парень улыбнулся вместе с ней. -Да, на самом деле мне подобного видеть не доводилось никогда. -Ну это вполне логично, - заметил парень. Его голос был довольно низким и приятно спокойным. -Мы - Дети Высоты, - сказала Марина. - А ты веришь в бога Высоты? -Я никогда конкретно не задумывалась о различных богах подобных мест... Я мыслила менее частно, объединяла их всех в одного - бога Индастриал. -Но, по крайней мере, ты веришь в мистику строек? -Это было очевидно - ведь она играла здесь не рок-н-ролл и не на электрогитаре, - добавил Андрей. Наступила пауза. Мы с интересом разглядывали друг друга, пока солнце снова не зашло за облако, оправдывая прогноз “переменная облачность”. -И все-таки, расскажите о том, кто вы поподробнее... - попросила я. Они переглянулись, а я заметила, что их профили были ужасно похожи. Начала Марина -Ты наверняка знаешь все эти вещи, что если поклоняешься богу какого-либо места, действия или качества, то в этом случае тебе сопутствует удача. Но еще больше она сопутствует тем, кто является не просто поклоняющимся, но еще и отпрыском, имеющим хоть небольшую каплю божественной крови. Я расскажу тебе одну легенду. Это случилось в начале 80-х - не так давно. Это случилось в Москве, как ни странно. Жила одна девушка, ее звали... Ну, назовем ее условно Инга. В начале 80-х ей было около 25-ти, она была более или менее привлекательной и немного сдвинутой на искусстве. Она очень много тусовалась в богемной среде, вследствие чего вся ее жизнь была наполнена различными оригинальными событиями. Не смотря на то, что она не приобрела популярность на том поприще, на котором ей хотелось, она все же была довольно талантливой личностью. Она только-только закончила Университет и поступила работать администратором в Третьяковскую Галлерею. Она знала многих из тех, кто теперь приобрел серьезную популярность - однажды БГ пригласил ее к себе на выступление, где она и несколько других молодых женщин должны были делать вид, что пьют чай на сцене. В самовар был налит коньяк... Но не об этом речь. Инга любила высоту. В те времена еще было очень просто пробраться на крыши - нигде не было неприступных железных дверей и домофонов в подъездах, поэтому забраться наверх было проще некуда. Тем более, что ей иногда приходилось бывать в центральном здании МГУ, откуда был превосходный вид на все окрестности, тем более, что у нее был знакомый, который иногда водил ее в один из высотных домов “вставной челюсти” на Новом Арбате. Правда, она тогда была лишена уникального зрелища созерцать через окно во всю стену в женском туалете Храм Христа Спасителя, - Марина рассмеялась. - Так вот, она любила высоту. Любила до умопомрачения. Все ее картины были просто напичканы высотной тематикой, были неизменно вертикального формата. Она не получала наслаждения ни от алкоголя, ни от курева, ни в постели ни даже от травки. Единственное, от чего она кайфовала - была высота. Выдался довольно обычный позднелетний день. Инга недавно вернулась из отпуска, в который путешествовала стопом на Юг. Она была загорелой и радостной после посещения скал южного берега Крыма, но все равно отдавала предпочтение искусственно созданной высоте зданий. “Вот бы побывать на вершине пирамиды в Каире”, - думала она. Одетая в белые кирзовые джинсы она смотрелась непривычно ярко для серой социалистической публики, а ее путь лежал в одно из самых мистических мест города - по крайней мере, для нее. Крыша его была гладкой и достаточно ветренной для центра города, высокой и приятно опасной. Не жалея белой ткани она привычно уселась на край ее и свесила ноги, весело ими болтая. Наверное, если бы кто-нибудь из малознакомых увидел ее в таком состоянии, непременно усомнился бы в трезвости ее ума, а знакомые назвали бы очередной причудой творческой личности. Но все было гораздо более глубоко - Инга знала о существовании бога Высоты, и таким образом осуществляла свои молитвы к нему. И вот, в этот день, она наконец осознала, что ее земное существование в той форме, в которой оно было доступно, больше не удовлетворяло ее, и она решила уйти к своему богу навсегда. Нет, это не было самоубийством, как бы ей приписали врачи, осудив неправильное воспитание и асоциальную жизнь. Она просто решила уйти к своему богу. Без биения сердца и сжатых кулаков она легко скользнула вниз, как обычно делают люди, скользя с бортика бассейна в воду. Вероятно, если бы ее вера была недостаточно сильна, она бы разбилась. Но она была не просто девушкой, она действительно знала, подлинно знала о существовании бога Высоты. И он остановил ее, и она повисла в воздухе - где-то сантиметров десять от края дома на уровне чердака. Она тогда сказала: -Мой бог, ты разве не хочешь забрать меня? - ее голос отражал полное разочарование. И тогда бог Высоты ответил, что уготовил ей несколько другую судьбу. Он явился ей на крыше в образе невероятно привлекательного мужчины с бело-голубыми волосами, сплетенными из ветра и сияющими безднами черных глаз. Он протянул ей руку и она шагнула на крышу. А потом они провели самую невероятную и сумасшедшую ночь из тех, что знала земля с поры, когда последний индийский бог зачал земной женщине сына. И у нее тоже были дети, в которых ровно половина была людская, а ровно половина была воздушная и бездонная, мы и стали детьми Высоты, - закончила она, легко улыбаясь. - Наш отец благосклонен к верующим. Молитва ему - деяния над пропастью, а то, что ты жертвуешь ему, безвозвратно и безвозмездно - это свой страх перед ним. Глава 4. Снег. Странные мысли приходят в голову, когда общаешься с богом снега. Мне никогда не думалось, что подобное существо вообще есть, пока Иегова не напомнил мне об этом. Я задумалась. А потому ли я так ненавижу зиму, что только летом могу ходить босиком? Не оттого ли мерзнут мои ноги, что я не дружна с богом снега. Пробовала ли я с ним подружиться?.. Шла сессия. Это третья сессия в моей жизни, это первые дни нового тысячелетия. Миллениум незаметно обрушился разочарованием от неудачного Нового Года на всех моих друзей и знакомых. В перерывах между экзаменами и зачетами мы с Димой вырывались в лес, а с Иеговой в постель. На простынях оставались глубокие вмятины и запах любви, а на снегу полян – странные силуэты. Это я падала так, чтобы казалось, будто шестеро людей упали в круг, взявшись за руки, а один из них был шестирукий Шива. Шестерки любят сыпаться на меня неожиданно и негаданно, так же очаровательно, как томатный сок капает из стакана на белую майку, оставляя кровоподобный след. Насколько же это смешно: придумывать, как можно устроить на снегу силуэт человека без следов к нему. Дима сказал одно: -Можно просто подлететь, лечь, а потом улететь. Элементарно. -Или, чтобы тебя выбросили из тарелки. А потом опять подняли, - невольно вырвалось у меня. -Я тебя закопаю. Эта идея возникла у Димы давно – я помню, он писал мне об этом еще осенью. Все началось не с прочтения Кастанеды, нет Дима просто рассказывал: «Как-то между двумя гаражами намело огромную гору снега, и мы со Славычем решили прокопать проход с двух сторон. Получился он узкий – так что один человек мог пролезть, причем, места так мало, что назад выбраться никак нельзя. Вот Славыч полз, там его и засыпало. Он стал кричать, я его за ноги вытащил. Он мне сказал: «Димон, так стремно! Здорово, давай я тебя закопаю.» И закопал. С тех пор мы так и делаем». -Что, прямо с головой? -А как же еще? –Дима очистил от снега небольшой участок на земле. – Ложись на бок, руками закрывай лицо, чтобы снег не засыпался. Только ложись удобно. Поняла? -Да. А дышать-то как? -Пророешь себе потом дырочку или продышишь. -А я не замерзну? -Нет, там холодно не будет, разве что ногам. Ну что, готова? -Да, - я закрыла лицо ладонями и на меня посыпался снег. Совсем не страшно, а что может быть страшного в том, что кругом снег? Но его становилось все больше, все вокруг меня погрузилось в темноту. Дыхание само собой становилось чаще, дышать спокойно не удавалось никак. Я полуистерично рассмеялась над реальностью фразы: «дышать темно – воздуха не видно». Не смотря на то, что воздуха, судя по всему, хватало, я никак не могла успокоиться и чувствовала, что задыхаюсь. На ум приходили воспоминания о творческой акции, когда моего отца закопали на три часа в гробу, где он должен был вести дневник – после чего бедный папаня совсем рёхнулся. Еще я думала о йогах, которых запирали в склепах, о племенах, которые сидели под водой часами, спасаясь от врагов… -Воздуха! – не выдержала я, и Дима раскопал мне небольшое окошко. Как только свет упал в мои глаза серым поблескиванием снежинок, на душе сразу стало легче. -Подумай о смысле жизни. Или попробуй заснуть, - предложил Дима, но я только рассмеялась. Я думала о сновидениях, насилии и Сэме. Каково, наверное, заживо похоронить человека. Я прикрыла глаза. Частое дыхание. Такое, каким оно становится, когда Иегова рядом со мной. Когда его губы плавно и горячо касаются моей щеки, я чувствую кожей всего лица, как он улыбается, просто расплывается в улыбке Чеширского кота. Вместе с тем, страшно. Страшно, темно, темно-неуютно. Глупый истерический смех: «дышать темно». Потому что воздуха не видно. Может его нет? Может я скоро умру в этом чертовом снегу? Где мой воздух, черт бы его побрал? Тяжело дышать? Или кажется?.. Омммммммммм Успокойся, расслабься. Медитируй, можешь заснуть. Где мой воздух? По-моему, я задыхаюсь. Что-то уж больно неясно. Что-то, погано, черт бы его побрал! По-моему, воздуха нет. Я, наверное, сейчас задохнусь! (Это индульгирование… Надо бы расслабиться – так гласит великая индейско-тибетская практика…) -ДИМА!!! … -ДИМОН!!!! Снег нависает гробом со всех сторон. Попробуй пошевелиться! Никак. Еще и страх, что вся эта гребаная дрянь обрушится. Больно от страха, вся душа переворачивается и сжимает со всех сторон, душит. Душа душит. Душа душит душем. -ДИМОН!!!(еб твою мать) … -ДИМОН!!!!!(Господи, бля, сделай, ради всего, чтобы он ответил…) -ДИМКА!!! -Что? – откуда-то издалека, как из другого пространства. Глухо, как сквозь воду. Я в гробу. Вечность. Смерть. Дышать определенно нечем. -Мне страшно. Раскопай меня! -А сама не можешь? Пробую. Шевелюсь. Туда-сюда. Вроде, ноги пошли. Пинаю чертов снег – вот, воздушок. Морозец и – как клево! Ножки вылезли!.. Правда, в ботинки засыпается снег, но это все равно. Эйфория. Скоро свобода. Вот уже по колени снизу раскопалась. Шевелю рукой… ЧЕРТОВ СНЕГ!!! Обрушивается на меня, прямо на рожу! Холодный, тяжелый, холодный, сука, как же много его! Темно, темно, темно!!!!!… Из темноты – СЭМ. Сэм, чья картина висит напротив мой кровати. Кроваво-желтый, смотрит на меня. -Илья – месячные, Сэм – насилие, - улыбнулся он. Захохотал заразительным детским смехом. Я судорожно поняла, что нахожусь далеко от снега. Вокруг – мои мифические зеленые холмы с английской травой, впереди - желтая песочно-глинистая гора, уходящая в бесконечность. Сумерки, как всегда в таких случаях. Лоснящееся шоссе с явными признаками перегрева, несуществующее солнце галогеновой лампы. Два велосипеда, совершенно реальная роса, тихий ветерок и белая скатерть между нами. Он был громоздкий, этот Сэм, гораздо больше, чем казался мне обычно. Сновидение… Как много для меня может скрыться в этом слове! Я живу только ради того, чтобы заснуть и увидеть эти сны, еще немного побыть в чертовом сновидении… -Когда-нибудь я окажусь здесь навсегда, - произнесла я, забыв о том, что все слова, подуманные в сновидении становятся слышимы. -Сомневаешься? – голос его был мягкий и теплый, удивительно низкий и шуршащий, какой-то немного хриплый, но не раздражающий, а, наоборот, приятный, обволакивающий, неземной. Как и все. -Ты меня преследуешь? Поэтому столько физиологии? -Вовсе нет. Просто единственный способ тебя заинтересовать – захотеть тебя и сделать так, чтобы ты захотела меня. -Чушь! -Вовсе нет. -А почему именно я? -Так повелось. -Поподробнее! -Нарывалась – и нарвалась, а что в этом такого? -Кто ты? -Не знаешь. -Ну так ответь! -Это не вопрос. -Зачем ты пришел ко мне? Я что, умираю? -Отнюдь. Просто решил рассказать тебе кое о чем. -Обстановка интересная. Где-то недалеко в одном из сновидений я убила своего отца. -А в другом лезла на гору, точнее, собиралась влезть. -А в третьем, я шла к югу, там есть какой-то карьер… -А еще однажды зимой на этой поляне ты впервые увидела руки во сне… -Что ты хочешь этим доказать? -Это – средоточие твоего сновиденческого мира. Он начинается отсюда, твой мир. Это его концентрат. Разбавляя его ты получаешь все остальное. Если посмотришь, там, справа, есть все твои бесконечные лестницы, которые тебе только снились. В подземелье, которое берет свое начало в этой норе (кстати, в ней тебя расстреливали пришельцы на днях), таится вся твоя тьма… Если присмотришься, каждая деталь этого пейзажа – основная суть твоих сновидений. Только сжатая, спрессованная, укомплектованная. -Кто ты? -Ты сама назвала меня – Сэм. Черные джинсы, майка с праздника МК – на ней еще нарисована корова и подпись «Клади на всех, ставь на себя», широкие ладони, ботинки, совершенно стандартные во всех отношениях, проникновенные глаза – Сэм. -А я кто? -Это тебя надо спрашивать. -Э, нет. Так дело не пойдет. Скажи мне, кем ты меня считаешь. -Похвально. Ты начинаешь делать успехи. Я тебя считаю девочкой-Луной, - он гнусно и злобно рассмеялся, я покраснела и отвернулась, сжав зубы от невероятной обиды. Что меня обидело, я понять не могла, но это только усугубляло чувство. -Ну так что тебе от меня надо? – спросила я. -Посмотри. Посмотри на свою гору. Там наверху, по ней спускается человек. Это мифический Джулиан, он может пролить часть света на твои глюки. Он – твоя ненависть, потому что он не любит девочек. У него нету Души, а еще он лучше кого бы то ни было знает о тарелках. Его только нужно расспросить. Я глянула в ту сторону. Изображение увеличилось, как будто я нажала кнопку приближения на камере. Черт возьми, какая фигня. Ведь это всего лишь сон… Следующее, что я увидела – белый дым. Сквозь него пробивался тусклый голубой свет, а еще – комната. Комната, в которой сидела странноватая девка моего возраста. -Она зовет себя Святость, - прокомментировал Сэм. - Очень много народу в наших сказках, но так и есть, понимаешь? Если много психов объединяет один бред, они делают этот бред реальностью. Мы все ебнутые и до боли одинаковые. Нас всех объединяет одно… -Что? Сэм проигнорировал мой вопрос. -Ты хотела бы побыть этой девкой? Ты поймешь, что вы с ней одинаковые. Прежде чем я успела ответить, в моей голове зажужжали странные мысли. Это было похоже как будто тебя трахают и при этом заставляют учить стихотворение. Иной параллели не проведешь. Ну наконец-то на улице потеплело. Все кругом радостно-извращенно. Отодвигаю штору и вижу унылый пейзаж – черт, снег сошел еще не до конца. Моментально влезаю в свои любименькие кожаные штаны и косуху - о, знаете, у меня обалденная косуха! Правда, она на мужскую сторону, но это придает ей особый шарм. Волосы к черту. Они меня бесят. Поэтому я завязываю их в хвост. Но не как у базарной бабы. А симпотный такой хвостик. И еще я одела кепку. А-а-а... Моя сладенькая кепочка. Мне ее подарил Вадик. По кличке Мальборо. Он на ковбоя - блядь! - как он похож на ковбоя. В сумку - батон хлеба, три пачки "Черной Розы", пара банок пива. Все ништяк! - пою я, вылетая за дверь. На пороге я вдруг вспоминаю, что забыла плейер и зажигалку. Приходится развернуться, дойти до полочки, засунуть в уши "Смертный Грех" и тут -хвала Хранителю! - мой взгляд падает на талисманчик, я его громко чмокаю и вешаюна шею. Как хорошо, что я прихватила из Индастриал-сити "Черную Розу".В этом мире не было - не было - не было хороших крепких сигарет. Дым в легкие, шерсть дыбом. я быстро иду по улице, созерцая мерзкое желтое солнце сквозь стекло черных очков. Хочется упасть и кататься по полу от собственного счастья, от абсолютного величия. Я убила свою мать, когда рождалась. Ей было так больно, ей-Богу, так больно! Я смеюсь. О, а как я смеюсь! Мужчины вокруг ну просто кончают, когда я смеюсь... Сигарета кончается, я прикуриваю от нее вторую. Асфальт высыхает почти на глазах. Впереди грохочет трамвай, приходится поспешить. Даже и не надейтесь, что я начинаю задыхаться или у меня болят ноги. Я слишком далека от этого. Сигарета напоминает мне те времена, когда я была еще совсем маленькая и шлялась по циклам, глотая колеса и сворачивая самокрутки. В конце сигареты я подъезжаю к нужной остановке. Трамвай трещит за моей спиной, я остаюсь одна посреди утренней улицы. Чуть впереди находится пруд, уже не покрытый льдом, только в центре кое-где плавают белые островки. Нет, не льда, пенопласта. За прудом находится христианская церковь из тех, что фотографируют зимой на календарь. Вся такая голубенькая, купола аж светятся на холодном солнце - мразь, одним словом. Я не знаю, почему меня так бесила, бесит и будет бесить церковная архитектура. Все эти луковки и шлемы, по образу и подобию которых делались купола, ступенечки, окошки, чисто русский дизайн. Такая она вся псевдодобрая, превдопрекрасная... В ней стоят бабульки, кудахчут тихо, повторяя и растягивая букву "О": Ооооох, проооости меня Гооооосподи, дуру грешную Бесит меня это. Бесит. Раздражает. Как хорошо, что мне не надо идти мимо них. А то я б по старой сатанинской привычке (что тоже,в целом, херня), не удержалась бы. Перевернула б все кресты на примыкающем кладбище и распяла б попа на одном из этих сраных куполов. Мразь-мразь-мразь! Иконы, похожие на разложившиеся трупы с гноящимися глазами и червями в голове. Сотни свеч - они как будто гудят! Свеч должно быть меньше, и сами они должны быть толстые. И внутри - это золото, приторная роскошь... От таких мыслей у меня начинается морская болезнь, я спешу отвернуться. -Кто это?!! -Я же сказал – Святость. Я заорала так, как, наверное, не орала никогда. Я начала задыхаться, наверное от того, что не могла замолчать, все орала, орала… Сверху почувствовалось какое-то движение, я подняла голову и… -Блядь. Выползла. Трясло меня, как стиральную машину в режиме центрифуги. Все что я могла сказать – одна матерщина форматом А4. На улице уже стемнело. Только красное небо, отражающее фонари города Москвы. |
Назад - | Главная | - Далее |